Слава Богу – достаточно пожили на этом свете, научились отличать запретное от абсолютно запретного. Открытая створка на преступление не тянула, а заботливый, хоть и строгий медицинский персонал на экзекуторов не был похож. Совсем не похож.
На часах еще нет шести утра, до обхода времени предостаточно, так почему же не впустить в палату свежий, утренний воздух?
За окном буйствовал первый месяц лета. Еще не уставшая от зноя изумрудная листва деревьев тихо перешептывалась, словно не решаясь побеспокоить сон больных.
Птицы, спрятавшись в кронах деревьев больничного двора, напротив - устроили вокальное состязание. Уже через час-другой уличный шум перекроет их голоса, так что надо успеть порадовать своим пеньем слушателей.
Но вот прошелестели по коридору осторожные шаги дежурной сестрички, пора прикрыть окно и отгородиться от внешнего мира.
Позже, те, кому позволяет состояние, выйдут на прогулку в больничный двор, но это будет после завтрака, больничных процедур и обходов врачей.
К тому времени поселятся уже в головах больных тревога за предстоящую операцию, сомнения и надежды на скорую выписку и беспокойство за близких людей.
Исчезнет ощущение первых минут нового дня, когда кажется, что сегодня все изменится и обязательно к лучшему...
В палате их трое. Пятидесятилетний Николай – крепкий, неунывающий мужчина из глухого села, Арсений Иванович – учитель на пенсии, ему уже за семьдесят, и Анатолий – инженер предпенсионного возраста.
Анатолий заселился в палату лишь вчера, но уже успел подружиться с ее старожилами. Все трое проснулись, едва взошло солнце, привели себя в порядок и вполголоса беседовали в ожидании ежедневных процедур.
– Анатоль! – Николай выглянул в окно, – сегодня двери пораньше открыли. Пойдем, прогуляемся?
– Можно, – кивнул тот. – Арсений Иванович, вы как?
– Нормально, ребята. Подождите меня – сейчас докапает, и я с вами, – бывший учитель лежал "под капельницей", наблюдая, как опорожняется бутыль с лекарством.
Через полчаса вся троица сидела на скамеечке в тени клена. Николай и Анатолий курили, опасливо поглядывая на окна больницы – запрет на курение строже, чем запрет на окно, тут можно и "нарушение режима" схлопотать. Но многолетняя вредная привычка брала свое.
– Что-то нет ее сегодня, может, что случилось? – Арсений Иванович озабоченно повертел головой.
– Придет, – улыбнулся Николай. – Сегодня пораньше вышли – откуда ей об этом знать?
– Мы кого-то ждем? – Анатолий вопросительно взглянул на соседей по палате.
– Ждем... Ждем нашу красавицу, – ласково произнес Николай. Тон, которым были сказаны слова, никак не вязался с брутальной внешностью. Глаза его засветились нежностью. – Вот она, наша лапушка.
Из кустов, приветливо мяукнув, вышла кошка. Серенькая ее шерстка лоснилась, зеленые глаза подмигивали в ласковом прищуре. Узкий ошейник с медной пластиной указывал на то, что у кошки есть хозяева, которые заботятся о ней.
Поочередно подойдя к каждому, она дала себя погладить, потерлась о ноги и присела рядом с Арсением Ивановичем.
– Скоро, Мурочка, уже скоро, – улыбнулся старый учитель. – Удалят мне эту заразу, поживу еще. Вот только пару дней придется поваляться в реанимации, да и потом – на прогулку не скоро выйду. Но ты дождись меня.
Кошка согласно мяукнула, потерлась щечками о его руку и направилась к следующей скамейке, которую облюбовали женщины.
Мужчины проводили ее добрыми взглядами. Пожилые женщины с радостью встретили Мурочку, наперебой гладили ее, ласково с ней разговаривая, делились своими проблемами.
Кошка отвечала всем тихим мявом и мурчанием.
– А ведь я раньше на кошек внимания не обращал, – задумчиво проговорил Николай. – У нас в деревне они, конечно, есть. У меня в хозяйстве тоже крутятся – две или три...
Но живут как-то сами по себе. Редко кто в доме их держит, все больше по сараям да по чердакам. А они – вон, оказывается какие! Чувствуют человека, поддерживают.
– Они, Николай, существа загадочные, известные и уважаемые людьми с древних времен, – негромко рассказывал старый учитель. – Это сейчас люди живут разумом, вот только разум заточен на потребление...
Раньше – к нему прилагалась еще и большая доля интуиции, а интуиция – это скачок в познании, минуя логику. Так вот, прежде люди боготворили кошку, в древнем Египте, например, тот, кто убил кошку, мог сам распроститься с жизнью!
– Хочешь сказать, что прежде люди были умнее нас? – недоверчиво спросил Николай.
– Насчет умнее – вряд ли, а то, что сообразительней – сто процентов! – убежденно ответил старый учитель.
– Верно! – поддержал его Анатолий. – Прежние люди легко могли бы адаптироваться к нашей жизни, а вот нам у них пришлось бы кисло.
– А ведь и правда! – хохотнул Николай. – Знаю я пару человек – как есть – первобытные. И ничего – живут, не тужат, в то время как космические корабли бороздят просторы...
Посмеялись. Тем временем Мура обошла все скамеечки и вернулась к ним. Встала на задние лапки и положила передние на колени Арсения Ивановича. Зеленые ее глаза ласково и сочувственно смотрели ему в лицо.
– Все будет хорошо, Мура. Теперь я знаю, что все будет хорошо, – улыбался старый учитель, поглаживая кошку. – Я загадал – если ты придешь, то все обойдется.
– Емельянов! – донеслось из окна первого этажа. – Через полчаса быть в палате, принять душ и быть готовым!
– Пора, – вздохнул Арсений Иванович, поднимаясь со скамейки. – Сидите, мужики - денек сегодня хороший, погуляйте еще. Я сам…
Он неторопливым шагом двинулся в сторону больничного корпуса, сопровождаемый кошкой. Остановился, погладил ее еще раз, наклонившись, что-то сказал и последовал дальше. Один. Мура осталась сидеть на дорожке, провожая его взглядом.
– За два года – третья операция, – негромко проговорил Николай, провожая взглядом старого учителя. – В районной больнице врачи его приговорили еще после первой, а он борется. До последнего. И не жалуется никогда!
– Настоящий мужик! – согласился Анатолий.
Арсений Иванович взошел на широкое бетонное крыльцо, перед ним разъехались створки стеклянных дверей. Он помедлил, оглянулся и с улыбкой помахал соседям по палате. И кошке.
Анатолий и Николай, помахав в ответ, услышали, как мяукнула Мура, желая ему удачи.
Автор ТАГИР НУРМУХАМЕТОВ