Моя душа
Собака взвизгнула, поджала хвост и, ковыляя на трёх лапах, спряталась за спину Кирилла. Улыбка сошла с лица парня, он нахмурился, не понимая, как ему поступить и что делать...
В городе, где люди отгораживаются друг от друга каменными стенами и дежурными «Здрасти», таких, как Кирилл, презрительно обзывают больными на голову, а то и обидным матерным словом. В деревнях – ласково дурачками, блаженными, чудиками...
читать дальше
В шестнадцать лет Маша, преодолев вялое сопротивление родителей, сорвалась в город за лучшей жизнью. Ну не видела она никаких перспектив для себя в родной деревне Ярино, потому и сбежала.
Да вот только не получилось. Вроде и старалась она, и на работу не ленива была, а всё как-то наперекосяк пошло. Из всей её городской жизни только три года в кулинарном училище она вспоминала с улыбкой.
Не сложилась и личная жизнь. Женихи попадались, да вот только замуж брать не спешили. Машка-то и фигурой удалась, и личиком Бог не обидел, а вот не вышло.
В тридцать пять она вернулась в Ярино...
«Во, заявилась, не запылилась, да ещё и брюхатая!» – прокомментировала её возвращение главная язва Ярино – Полина Егоровна.
Через три месяца Маша родила сына и назвала его Кириллом. Имя для деревни редкое. Тут всё Иваны, Коли да Фёдоры в чести, а вот Кириллов и не было никогда.
Родители повздыхали, поохали, но дочку они по-своему любили, а уж внука и того больше, потому и языкам чужим отпор давали, и свою кровиночку грудью защищали.
Рос Кирилл необычным мальчишкой. Лет до пяти всё за юбку мамину держался да странной улыбкой светился. В школу пошёл, и там всё с улыбкой да добротой.
Сверстники шугали его за мягкотелость и добродушие, а учительница мягко сказала Маше, что мальчик её не дотягивает до сверстников по уму.
Маша и сама понимала, что ребёнок у неё необычный, но это ж не значит, что его любить не надо. Она души не чаяла в своём добром, ласковым и стеснительным сыне.
Взрослые жители Ярино жалели Машу, к Кириллу относились снисходительно, гостинцами баловали. Да и как по-другому, когда этот маленький человечек всем улыбался, каждому помочь готов был.
Так они и жили. В старшие классы Кирилл не пошёл, пенсию, как инвалиду детства ему оформили. Маша на ферме трудилась. Жили просто. Денег на хлеб с маслом хватало, с огорода кормились, с одеждой не шиковали...
*****
Прошло двадцать лет с рождения Кира. Родители ушли в мир иной, Маша стала пенсионеркой. Кирилл вырос телом, а умом – всё такой же наивный ребёнок.
Хотя нет. В быту он вполне со всем справлялся, всё понимал, матери помогал, сельчанам в помощи не отказывал.
За всё его добро, за улыбчивость и беззлобие любили его в Ярино, хоть и называли за спиной чудиком.
Особой любовью пользовался Кир у всякой деревенской животинки. За всю свою жизнь он даже мухи не обидел, а уж кошек и собак всегда привечал.
Года три назад взял он у Фёдора Пантелеевича щенка. Сам попросил. Как-то в разговоре мать обмолвилась, что надо бы собаку завести, чтоб чужих отпугивала.
Городские всё чаще наезжать в Ярино стали, шумные компании собирали, бузили да тревожили тихую деревенскую жизнь. Страшно ей было и за Кирилла.
Слышала она как-то разговор городских, к которым Кирилл в своей наивности познакомиться подошёл:
– Стас, глянь, чудик какой-то, – стебался один из молодых парней.
– А, это... Это дурачок деревенский, ходит, всем улыбается, во у кого жизнь счастливая, – посмеялся в ответ другой.
Вот и неспокойно было на сердце матери. Были уже случаи, когда подвыпившие городские то чужой забор попортят, то девчонок местных напугают.
Укорот-то им давали, да только там, где свои мужики сильные были. А у неё и самой сил уже нет, и от Кирилла толку мало. Вот и решила она, что собака хоть лаем отпугнёт лиходеев.
Кир назвал её Пулькой. Злобного сторожа из Пульки не выросло. Да и откуда бы, если воспитывал её Кирилл, но и полаять на совсем чужого она могла...
Летний вечер близился к закату, деревенские жители, справившись со своими делами, усаживались у телевизоров, собирались на веранде, вели неспешные разговоры у калиток.
Тут на улице появилась очередная компания городских, разбивших палаточный лагерь на берегу Ворчанки. Трое парней, явно нетрезвых, громко смеялись и время от времени проверяли на прочность заборы.
Вот они остановились возле дома Маши.
– О, тут дурачок местный проживает. Пуганём? – предложил один из бравых молодцов.
Засмеявшись, они подошли поближе, стали трясти калитку, выкрикивали что-то оскорбительное.
Пулька, сбежав с крыльца, звонко залаяла. За ней вышел Кирилл, выбежала и Маша.
Такая картина беззащитности ещё больше раззадорила молодчиков, и кто-то из них, подхватив с земли камень, запустил им в Пульку.
Собака взвизгнула, поджала хвост и, ковыляя на трёх лапах, спряталась за спину Кирилла. Улыбка сошла с лица парня, он нахмурился, не понимая, как ему поступить и что делать.
Тревога за сына и собаку придала Маше смелости и злости. Она заорала на городских, ринулась к сараю, схватила там вилы и пошла на пьяную троицу.
Тут и соседи на шум подтянулись. Разгулявшихся лиходеев утихомирили и выдворили из деревни.
*****
Взглянув на собаку, которую Кирилл, глотая слёзы, гладил по голове, Маша поняла, что с лапой беда. Сквозь кожу пробился кончик косточки, рана кровоточила.
«От души, гаденыш, бросил камень, чтоб ему!» – подумала Маша.
Она присела рядом с сыном, погладила того по голове и тихо сказала:
– Пульку к ветеринару надо везти, да вот только денег у нас крохи остались, а до пенсий ещё пять дней. Эх, – вздохнула она, – попробую занять у кого-нибудь...
Сын взглянул на маму, улыбнулся, и вдруг, посерьёзнев, вполне по-взрослому сказал:
– Я сам попрошу, мама.
Кир не стал откладывать дело на утро и решил пройтись по соседям прямо сейчас. Он заходил к тем, кого считал самыми добрыми, кому доверял.
Как мог, он объяснял, что случилось с Пулькой, и улыбаясь своей блаженной улыбкой, просил «немножко денюжки» на поездку к ветеринару.
Утром, едва пропели оглашенные деревенские петухи, Кирилл засобирался в дорогу. Маша остановила его:
– Рано ещё, сынок, чуть попозже поедем.
*****
Вечером, когда Кир вернулся от соседей, она с удивлением увидела у него в руках купюры по сто, двести и даже по пятьсот рублей.
– Вот, мама, деньги на ветеринара – сказал он и протянул ей ворох банкнот.
Маша невольно расплакалась. Она, конечно, знала, что сына её любят и не обижают, но чтоб вот так, на лечение собаки деньги дали, не ожидала.
– До автобуса придётся на руках нести. Лапа воспалилась, да и нос у неё горячий – вздохнув, сказала Маша.
Вскоре они стали собираться. Положив на руки сыну старенькое детское одеялко, Маша с кряхтением подняла на руки Пульку и уложила её на руки сына.
– Ты аккуратненько неси её, Кирюш, сильно не прижимай и не дёргай.
Сын кивнул и медленно ступая по дороге, понёс свою драгоценную ношу. Маша двигалась рядом с сыном, следя за тем, чтобы он не оступился.
На половине пути сзади послышался шум автомобильного двигателя. Маша обернулась: их догонял Коля Матвеев на своём стареньком форде.
– Здрасти, соседи! – остановился Коля и, открыв двери машины, предложил: – Давайте, устраивайтесь, соседи, доедем с ветерком.
– Не надо нам с ветерком, нам бы не спеша и без лишней тряски. Плохо там всё с лапой-то, – улыбнувшись, но с тревогой в глазах сказала Маша.
– Как скажете, – согласился Коля.
Приём, рентген, операция – собранных денег едва хватило. Пришлось даже у Коли занимать, который, проехавшись по своим делам, так и ждал их возле клиники.
Всё прошло хорошо. Едва начавшую отходить от наркоза Пульку Кирилл, улыбаясь, осторожно перенёс в машину.
Вернувшись в деревню, он оставил собаку дома на попечение мамы, а сам пошёл к палаточному лагерю городских.
Те уже сворачивались, пристыженные и обруганные жителями Ярино, они понимали, что прикольного отдыха им здесь уже не будет.
Он подошёл к ним со своей неизменной улыбкой. Те угрюмо смотрели на него.
– Что ж вы за звери такие, люди? Что ж вам не живётся в мире и добре? Бог вам судья! Только это, не приезжайте сюда больше. Убью, не пожалею! – тихо, уже не улыбаясь, сказал Кир, и, повернувшись, пошагал обратно в деревню.
Городские так и застыли на месте. Они смотрели вслед деревенскому дурачку и что-то внутри у них тоскливо сжималось от понимания правды, сказанной им.
– Тоже мне, совесть народа. Дурак дураком, а туда же, нравоучения выдавать надумал, – зло сплюнув, съязвил один из парней.
– Заткнись уже, Батон, – одёрнул его другой, – по сути он ведь прав. Накосячили мы знатно...
Обходного пути до автобусной остановки не было, пришлось городским идти через всю деревню. Они шли, пригнув головы. Деревенские, те, кто не был занят на работах, молча провожали их укоризненными взглядами.
Через две недели возле дома Маши остановилась иномарка. С пассажирского места вышел парень. Достал из багажника две объёмных сумки, поставил их возле калитки.
Маша, занимавшаяся делами во дворе, молча наблюдала за ним. Тот, оставив сумки, уже направился к машине, когда она его окликнула:
– Подожди-ка, парень! Это что? – показала она на сумки, подойдя к калитке.
– Это корм там, игрушки для собаки… ну и так, гостинцы для Кира… – запинаясь, ответил парень.
– Мгм, и с чего это вдруг? – продолжила Маша.
– Не знаю, – пожал плечами парень, – так душа моя велела. Вы уж простите, хороший у вас сын.
Он вдруг низко поклонился Маше, улыбнулся и уехал.
Автор ГАЛИНА ВОЛКОВА
В городе, где люди отгораживаются друг от друга каменными стенами и дежурными «Здрасти», таких, как Кирилл, презрительно обзывают больными на голову, а то и обидным матерным словом. В деревнях – ласково дурачками, блаженными, чудиками...
В шестнадцать лет Маша, преодолев вялое сопротивление родителей, сорвалась в город за лучшей жизнью. Ну не видела она никаких перспектив для себя в родной деревне Ярино, потому и сбежала.
Да вот только не получилось. Вроде и старалась она, и на работу не ленива была, а всё как-то наперекосяк пошло. Из всей её городской жизни только три года в кулинарном училище она вспоминала с улыбкой.
Не сложилась и личная жизнь. Женихи попадались, да вот только замуж брать не спешили. Машка-то и фигурой удалась, и личиком Бог не обидел, а вот не вышло.
В тридцать пять она вернулась в Ярино...
«Во, заявилась, не запылилась, да ещё и брюхатая!» – прокомментировала её возвращение главная язва Ярино – Полина Егоровна.
Через три месяца Маша родила сына и назвала его Кириллом. Имя для деревни редкое. Тут всё Иваны, Коли да Фёдоры в чести, а вот Кириллов и не было никогда.
Родители повздыхали, поохали, но дочку они по-своему любили, а уж внука и того больше, потому и языкам чужим отпор давали, и свою кровиночку грудью защищали.
Рос Кирилл необычным мальчишкой. Лет до пяти всё за юбку мамину держался да странной улыбкой светился. В школу пошёл, и там всё с улыбкой да добротой.
Сверстники шугали его за мягкотелость и добродушие, а учительница мягко сказала Маше, что мальчик её не дотягивает до сверстников по уму.
Маша и сама понимала, что ребёнок у неё необычный, но это ж не значит, что его любить не надо. Она души не чаяла в своём добром, ласковым и стеснительным сыне.
Взрослые жители Ярино жалели Машу, к Кириллу относились снисходительно, гостинцами баловали. Да и как по-другому, когда этот маленький человечек всем улыбался, каждому помочь готов был.
Так они и жили. В старшие классы Кирилл не пошёл, пенсию, как инвалиду детства ему оформили. Маша на ферме трудилась. Жили просто. Денег на хлеб с маслом хватало, с огорода кормились, с одеждой не шиковали...
*****
Прошло двадцать лет с рождения Кира. Родители ушли в мир иной, Маша стала пенсионеркой. Кирилл вырос телом, а умом – всё такой же наивный ребёнок.
Хотя нет. В быту он вполне со всем справлялся, всё понимал, матери помогал, сельчанам в помощи не отказывал.
За всё его добро, за улыбчивость и беззлобие любили его в Ярино, хоть и называли за спиной чудиком.
Особой любовью пользовался Кир у всякой деревенской животинки. За всю свою жизнь он даже мухи не обидел, а уж кошек и собак всегда привечал.
Года три назад взял он у Фёдора Пантелеевича щенка. Сам попросил. Как-то в разговоре мать обмолвилась, что надо бы собаку завести, чтоб чужих отпугивала.
Городские всё чаще наезжать в Ярино стали, шумные компании собирали, бузили да тревожили тихую деревенскую жизнь. Страшно ей было и за Кирилла.
Слышала она как-то разговор городских, к которым Кирилл в своей наивности познакомиться подошёл:
– Стас, глянь, чудик какой-то, – стебался один из молодых парней.
– А, это... Это дурачок деревенский, ходит, всем улыбается, во у кого жизнь счастливая, – посмеялся в ответ другой.
Вот и неспокойно было на сердце матери. Были уже случаи, когда подвыпившие городские то чужой забор попортят, то девчонок местных напугают.
Укорот-то им давали, да только там, где свои мужики сильные были. А у неё и самой сил уже нет, и от Кирилла толку мало. Вот и решила она, что собака хоть лаем отпугнёт лиходеев.
Кир назвал её Пулькой. Злобного сторожа из Пульки не выросло. Да и откуда бы, если воспитывал её Кирилл, но и полаять на совсем чужого она могла...
Летний вечер близился к закату, деревенские жители, справившись со своими делами, усаживались у телевизоров, собирались на веранде, вели неспешные разговоры у калиток.
Тут на улице появилась очередная компания городских, разбивших палаточный лагерь на берегу Ворчанки. Трое парней, явно нетрезвых, громко смеялись и время от времени проверяли на прочность заборы.
Вот они остановились возле дома Маши.
– О, тут дурачок местный проживает. Пуганём? – предложил один из бравых молодцов.
Засмеявшись, они подошли поближе, стали трясти калитку, выкрикивали что-то оскорбительное.
Пулька, сбежав с крыльца, звонко залаяла. За ней вышел Кирилл, выбежала и Маша.
Такая картина беззащитности ещё больше раззадорила молодчиков, и кто-то из них, подхватив с земли камень, запустил им в Пульку.
Собака взвизгнула, поджала хвост и, ковыляя на трёх лапах, спряталась за спину Кирилла. Улыбка сошла с лица парня, он нахмурился, не понимая, как ему поступить и что делать.
Тревога за сына и собаку придала Маше смелости и злости. Она заорала на городских, ринулась к сараю, схватила там вилы и пошла на пьяную троицу.
Тут и соседи на шум подтянулись. Разгулявшихся лиходеев утихомирили и выдворили из деревни.
*****
Взглянув на собаку, которую Кирилл, глотая слёзы, гладил по голове, Маша поняла, что с лапой беда. Сквозь кожу пробился кончик косточки, рана кровоточила.
«От души, гаденыш, бросил камень, чтоб ему!» – подумала Маша.
Она присела рядом с сыном, погладила того по голове и тихо сказала:
– Пульку к ветеринару надо везти, да вот только денег у нас крохи остались, а до пенсий ещё пять дней. Эх, – вздохнула она, – попробую занять у кого-нибудь...
Сын взглянул на маму, улыбнулся, и вдруг, посерьёзнев, вполне по-взрослому сказал:
– Я сам попрошу, мама.
Кир не стал откладывать дело на утро и решил пройтись по соседям прямо сейчас. Он заходил к тем, кого считал самыми добрыми, кому доверял.
Как мог, он объяснял, что случилось с Пулькой, и улыбаясь своей блаженной улыбкой, просил «немножко денюжки» на поездку к ветеринару.
Утром, едва пропели оглашенные деревенские петухи, Кирилл засобирался в дорогу. Маша остановила его:
– Рано ещё, сынок, чуть попозже поедем.
*****
Вечером, когда Кир вернулся от соседей, она с удивлением увидела у него в руках купюры по сто, двести и даже по пятьсот рублей.
– Вот, мама, деньги на ветеринара – сказал он и протянул ей ворох банкнот.
Маша невольно расплакалась. Она, конечно, знала, что сына её любят и не обижают, но чтоб вот так, на лечение собаки деньги дали, не ожидала.
– До автобуса придётся на руках нести. Лапа воспалилась, да и нос у неё горячий – вздохнув, сказала Маша.
Вскоре они стали собираться. Положив на руки сыну старенькое детское одеялко, Маша с кряхтением подняла на руки Пульку и уложила её на руки сына.
– Ты аккуратненько неси её, Кирюш, сильно не прижимай и не дёргай.
Сын кивнул и медленно ступая по дороге, понёс свою драгоценную ношу. Маша двигалась рядом с сыном, следя за тем, чтобы он не оступился.
На половине пути сзади послышался шум автомобильного двигателя. Маша обернулась: их догонял Коля Матвеев на своём стареньком форде.
– Здрасти, соседи! – остановился Коля и, открыв двери машины, предложил: – Давайте, устраивайтесь, соседи, доедем с ветерком.
– Не надо нам с ветерком, нам бы не спеша и без лишней тряски. Плохо там всё с лапой-то, – улыбнувшись, но с тревогой в глазах сказала Маша.
– Как скажете, – согласился Коля.
Приём, рентген, операция – собранных денег едва хватило. Пришлось даже у Коли занимать, который, проехавшись по своим делам, так и ждал их возле клиники.
Всё прошло хорошо. Едва начавшую отходить от наркоза Пульку Кирилл, улыбаясь, осторожно перенёс в машину.
Вернувшись в деревню, он оставил собаку дома на попечение мамы, а сам пошёл к палаточному лагерю городских.
Те уже сворачивались, пристыженные и обруганные жителями Ярино, они понимали, что прикольного отдыха им здесь уже не будет.
Он подошёл к ним со своей неизменной улыбкой. Те угрюмо смотрели на него.
– Что ж вы за звери такие, люди? Что ж вам не живётся в мире и добре? Бог вам судья! Только это, не приезжайте сюда больше. Убью, не пожалею! – тихо, уже не улыбаясь, сказал Кир, и, повернувшись, пошагал обратно в деревню.
Городские так и застыли на месте. Они смотрели вслед деревенскому дурачку и что-то внутри у них тоскливо сжималось от понимания правды, сказанной им.
– Тоже мне, совесть народа. Дурак дураком, а туда же, нравоучения выдавать надумал, – зло сплюнув, съязвил один из парней.
– Заткнись уже, Батон, – одёрнул его другой, – по сути он ведь прав. Накосячили мы знатно...
Обходного пути до автобусной остановки не было, пришлось городским идти через всю деревню. Они шли, пригнув головы. Деревенские, те, кто не был занят на работах, молча провожали их укоризненными взглядами.
Через две недели возле дома Маши остановилась иномарка. С пассажирского места вышел парень. Достал из багажника две объёмных сумки, поставил их возле калитки.
Маша, занимавшаяся делами во дворе, молча наблюдала за ним. Тот, оставив сумки, уже направился к машине, когда она его окликнула:
– Подожди-ка, парень! Это что? – показала она на сумки, подойдя к калитке.
– Это корм там, игрушки для собаки… ну и так, гостинцы для Кира… – запинаясь, ответил парень.
– Мгм, и с чего это вдруг? – продолжила Маша.
– Не знаю, – пожал плечами парень, – так душа моя велела. Вы уж простите, хороший у вас сын.
Он вдруг низко поклонился Маше, улыбнулся и уехал.
Автор ГАЛИНА ВОЛКОВА